Игра без козырей - Страница 23

В Сендауне уйма людей хотела поговорить со мной. Я не был на скачках больше шести недель, и каждый спешил поделиться со мной слухами и сплетнями, накопившимися за это время. Вроде бы никто не знал о моем ранении. Меня это порадовало. Погрузившись в атмосферу скачек, я чувствовал себя почти счастливым, и на час Крей отошел в моем сознании на задний план.

Правда, это не значит, что я забыл о цели своего приезда, но в начале соревнований старший стюард виконт Хегборн нигде не задерживался надолго, и мне не удавалось с ним поговорить.

Хотя я много лет работал с его лошадьми и всегда считал его человеком понимающим и справедливым, во многих отношениях он оставался для меня загадкой. Сдержанный, замкнутый, он, казалось, с трудом вступал в общение с людьми. К несчастью, как старший стюард он не добился большого успеха. Создавалось впечатление, что он не олицетворяет власть, а все время оглядывается на власть у себя за спиной. Я сказал бы, что он боится вызвать неодобрение небольшой группы лиц, которые фактически сами жестко и решительно управляли скачками, независимо от того, кто в данный момент сидел в совете распорядителей в кресле старшего стюарда. Лорд Хегборн откладывал решения до тех пор, пока не становилось уже поздно принимать их, и все равно оставалась опасность, что он в любой момент переменит свое мнение. Но мне так или иначе предстояло иметь с ним дело, потому что, пока не кончился год, на который он был избран старшим стюардом, он считался главной фигурой в совете распорядителей.

Наконец мне удалось поймать его в тот момент, когда он отошел от директора ипподрома и остановился, чтобы выслушать жалобы тренера. Лорд Хегборн с не свойственным ему юмором не стал заниматься этими жалобами и приветствовал меня теплее, чем обычно.

— Сид, как приятно вас видеть! Где вы пропадали?

— В отпуске, — коротко объяснил я. — Сэр, могу ли я поговорить с вами после скачек? Мне настоятельно необходимо обсудить один вопрос.

— Лучшего времени, чем сейчас, не будет, — сказал он и скосил глаз на обиженного тренера. — Рассказывайте.

— Нет, сэр. Нужно время и все ваше внимание.

— Хм? — Обиженный тренер был забыт. — Не сегодня, Сид. Мне хотелось бы пораньше вернуться домой. А в чем дело? Скажите в двух словах.

— Я хотел бы поговорить с вами о том, кто стоит за попыткой захвата ипподрома в Сибери.

— Вы хотите... — Он озадаченно смотрел на меня.

— Да, сэр. Об этом невозможно говорить здесь, потому что в любой момент вас могут отвлечь. Если бы вы нашли двадцать минут после окончания соревнований...

— А какое отношение к Сибери имеете вы?

— Практически никакого, сэр. Но, возможно, вы помните, что последние два года я имел отношение к агентству Рэднора. Мы постоянно натыкаемся на факты, касающиеся Сибери, и мистер Рэднор подумал, что они могли бы вас заинтересовать. А я здесь в качестве его полномочного представителя.

— О-о, понимаю. Очень хорошо, Сид. Когда закончится последний заезд, приходите в комнату отдыха стюардов. Если меня там не будет, подождите. Хорошо?

— Да. Спасибо.

Я спустился вниз по склону, поднялся по железной лестнице в сектор трибуны, предназначенный для жокеев, посмеиваясь над собой. Полномочный представитель... Приятное и очень солидное слово. Много лет назад так именовали себя коммивояжеры... Конечно, они это делали шутки ради. Теперь все завели себе новые красивые титулы: представитель службы дератизации — вместо крысолова, представитель санитарной службы — вместо мусорщика. Почему бы и мне не последовать их примеру?

— Только идиоты смеются без причины, — раздалось у меня над ухом. — Какого черта у тебя такой довольный вид? И где ты болтался целый месяц?

— Только не говори, что скучал без меня, — усмехнулся я, не оглядываясь. Я и так знал, кто это.

— Лучший ипподром в Европе, — вздохнул Марк Уитни, тридцативосьмилетний тренер с разбитым, как у боксера, лицом, пострадавшим от бесчисленных падений во время скачек. Два года назад он снял жокейскую форму и с тех пор прибавил не менее трех стонов. У нас была уйма общих воспоминаний, мы соперничали во многих трудных заездах. Я очень любил его.

— Как дела? — спросил я.

— Ничего. Они чертовски улучшатся, если вон то проклятое животное придет хотя бы пятым.

— Думаю, у него есть шансы.

— Черт возьми, шансы-то есть. Только бы у него ноги не заплелись. Самая неуклюжая тварь на земле. — Марк поднял полевой бинокль и посмотрел на табло. — Опять старина Чарли не сумел сбросить вес... Этот парень из Плюмтри получает хороших лошадей. Что ты о нем думаешь?

— Он слишком рискует, — ответил я. — И когда-нибудь сломает шею.

— Уж кто бы говорил... Нет, я серьезно спрашиваю. Понимаешь, я хочу взять его. Как ты на это смотришь? — Он опустил бинокль. — Мне нужен жокей, который мог бы постоянно работать с моими лошадьми. А все другие, кто мне подходит, уже связаны контрактами.

— Что ж, не самый плохой выбор. По-моему, он иногда слишком работает на публику, но, безусловно, умеет ладить с лошадью. Будет ли он слушать то, что ты ему говоришь?

— Тут ты попал прямо в десятку. — Марк поморщился. — В этом вся загвоздка. Он всегда сам знает, как надо.

— Жаль.

— Можешь ты посоветовать мне кого-нибудь еще?

— Хм... А как насчет того парня, Коттона? Правда, он еще очень молод. Но он быстро учится...

Мы погрузились в оживленную дискуссию, а жокейский отсек постепенно заполнялся людьми, и лошади ушли на старт.

Был объявлен заезд на три мили, и в качестве фаворита в нем участвовала одна из моих бывших лошадей. Я наблюдал за ней, но мысли крутились вокруг судьбы ипподромов.