Игра без козырей - Страница 4

— Как продвигается дело? — спросил я.

— Какое дело? А, это... Ну, после того как ты получил пулю, горячка, кажется, миновала. После той ночи Бринтону не угрожали по телефону и не присылали писем. Видно, тот, кто точил на него зуб, смылся. Бринтон чувствует себя почти в безопасности и цапается с шефом по поводу платы. Еще день-два, и я сдам дело в архив. Бедный Бринтон, кто же теперь будет держать его ночью за руку, чтобы он спокойно спал? В любом случае, это дело уже не мое. Завтра я полечу из Ньюмаркета в Ирландию в одном боксе с жеребцом, который стоит сто тысяч фунтов.

Сопровождать лошадей — еще одна мелкая работенка, которую мне никогда не поручали. Чико любил ее и ездил часто. После того, как однажды он перебросил через стену высотой в семь футов предполагаемого злоумышленника весом пятнадцать стонов, на него всегда был большой спрос.

— Ты обязательно должен вернуться, — неожиданно сказал Чико.

— Почему? — удивился я.

— Не знаю... — он состроил гримасу. — Глупо, конечно, ведь ты там только ходишь и улыбаешься, но все привыкли, что ты рядом. Понимаешь, дружище, ты удивишься, но без тебя чего-то не хватает.

— Понимаю, ты шутишь.

— Ага... — Чико развязал узлы на шнуре шторы, засунул руки в карманы брюк и вдруг вздрогнул. — Бог знает почему в этой палате мурашки бегают по спине. Тут очень жарко и воняет дезинфекцией. Противно. Ты что, собираешься здесь пустить корни? Когда тебя отпустят?

— На днях, — неуверенно пробормотал я. — Счастливого пути.

— До свидания. — Чико кивнул и с облегчением ринулся к двери. — Тебе надо что-нибудь? — спросил он, взявшись за ручку. — Книги или еще что?

— Спасибо, ничего не надо.

— Ничего... В этом ты весь, Сид, дружище. Ничего не хочешь. — Он улыбнулся и исчез за дверью.

Я ничего не хотел. В этом я весь. Я имел то, что хотел больше всего на свете, и безвозвратно потерял. И я не нашел ничего взамен утраченного. Я смотрел в потолок и ждал, пока пройдет время. Я желал одного: встать на ноги и не чувствовать себя так, будто съел сто фунтов зеленых яблок.

* * *

Через три недели после того, как я получил пулю в живот, меня навестил тесть. Он пришел под вечер, принес маленький сверток и без слов положил на стол возле кровати.

— Ну, Сид, как ты себя чувствуешь? — Тесть удобно расположился на легком стуле, закинул ногу на ногу и закурил сигару.

— Поправляюсь. Более или менее. Скоро выйду отсюда.

— Прекрасно. Прекрасно. И какие у тебя планы?

— Никаких.

— Ты же не сможешь вернуться в агентство, не... э-э... выздоровев, — заметил он.

— Видимо, не смогу.

— Наверно, ты предпочел бы погреться где-нибудь на солнце, — сказал он, изучая кончик сигары. — Но я был бы рад, если бы ты провел несколько дней со мной в Эйнсфорде.

Я не сразу ответил.

— А где будет?... — начал я и замолчал в нерешительности.

— Нет, — успокоил он меня. — Ее там не будет. Она уезжает в Афины и немного поживет там с Джил и Тони. Я видел ее вчера, она просила передать тебе привет.

— Спасибо, — сухо произнес я. Как всегда, я сам не понимал, радоваться мне или огорчаться, что не встречусь со своей женой. И я не был уверен, что ее поездка к сестре Джил не носит такого же дипломатического характера, как работа Тони в министерстве иностранных дел.

— Так как? Миссис Кросс быстро поставит тебя на ноги.

— Хорошо, Чарлз, спасибо. Я с удовольствием немного побуду у вас.

Он зажал в зубах сигару, сощурил от дыма глаза и достал свою записную книжку.

— Та-ак, давай посмотрим. Предположим, тебя выпишут на следующей неделе... Нет смысла спешить, пока ты не окрепнешь, чтобы выдержать дорогу. Допустим, двадцать шестого... Хм, предположим, ты приедешь в конце недели, в субботу и в воскресенье я буду весь день дома. Тебя устраивает такой план?

— Да, очень хорошо. Если врачи согласятся.

— Да, конечно. — Он записал дату в записную книжку, спрятал ее в карман и осторожно вынул сигару изо рта. Чарлз смотрел на меня, и на лице его светилась обычная загадочная, непроницаемая улыбка. Темный деловой костюм, хорошие манеры. Контр-адмирал в отставке Чарлз Роланд. Он легко нес груз своих шестидесяти шести лет. С его военных фотографий смотрел высокий, с хорошей выправкой, худощавый человек с огромным лбом под шапкой темных густых волос. Со временем волосы его поседели и поредели, отчего лоб стал еще выше, но адмирал выглядел таким же стройным, как на фотографиях. У него были удивительно обаятельные манеры, которые иногда становились покровительственными до оскорбительности. Я на себе испытал и то, и другое.

Теперь он спокойно сидел и неторопливо обсуждал новости скачек.

— Что ты думаешь об этих новых соревнованиях в Сендауне? Не знаю, как у тебя, а у меня их организация вызывает тревогу. Там слишком маленький ипподром для таких правил. И если не будет бежать Девилс Дайк, то на скачки никто не придет.

Адмирал заинтересовался конным спортом лишь несколько лет назад, однако недавно его пригласили в качестве распорядителя скачек на новые соревнования в Сендаун. Он принял предложение с большим удовольствием. Меня очень забавляло его поверхностное знакомство с проблемами и жаргоном скачек, хотя я не подавал вида. Невозможно было забыть, как враждебно отнесся он много лет назад к тому, что его дочь Дженни обручилась с жокеем, как отказался знакомиться со мной, своим будущим зятем, не пришел на свадьбу и потом долгие месяцы просто не замечал меня, не разговаривал со мной и даже не смотрел в мою сторону.

В то время мне казалось, что это явный снобизм, но такое объяснение было бы слишком простым. Конечно, он не считал меня достойным своей дочери, но не только и даже не столько из-за классового неравенства. Возможно, мы никогда не поняли бы друг друга и уж тем более не почувствовали взаимной симпатии, если бы не дождливый полдень и шахматы.