Игра без козырей - Страница 5

Дженни и я приехали в Эйнсфорд с одним из редких и болезненных воскресных визитов. Почти в полном молчании мы съели ростбиф. Отец Дженни смотрел в окно и барабанил пальцами по скатерти. Я мысленно решил, что вдвоем мы больше сюда не приедем. С меня хватит. В конце концов, Дженни может навещать его одна.

После ленча Дженни сказала, что, поскольку мы купили новый книжный шкаф, она хочет забрать кое-какие книги, и поднялась наверх в свою комнату. Чарлз Роланд и я с отвращением смотрели друг на друга, впереди нас ждал бесконечный скучный день. Непрекращающийся дождь лишал возможности спастись от неприятного общества в саду или парке.

— Вы играете в шахматы? — спросил он скучным голосом, явно ожидая отрицательного ответа.

— Знаю, как ходят фигуры, — таким же скучным тоном ответил я.

Он пожал плечами — это движение больше походило на судорогу, — но, видимо, решив, что это все же лучше, чем поддерживать разговор, принес доску, расставил фигуры и жестом предложил мне сесть напротив. Обычно Чарлз играл хорошо, но в тот день он был раздражен и невнимателен, предвидя скуку общения со мной. Я легко выиграл партию. Он не мог поверить, что его король в ловушке. Чарлз уставился на доску и разглядывал слона, которым я объявил шах.

— Где вы учились? — наконец спросил он, не поднимая на меня глаз.

— По книгам.

— Вы часто играете?

— Нет, довольно редко. Но мне приходилось играть с очень сильными шахматистами.

— Хм... — Он помолчал. — Сыграете еще одну партию?

— Да, если хотите.

И мы начали играть. Партия продолжалась страшно долго и закончилась вничью, когда на доске фактически не осталось фигур. Через две недели он позвонил и пригласил меня приехать с ночевкой. Это была первая оливковая веточка с его стороны. Мы с Дженни стали приезжать в Эйнсфорд чаще и охотнее. Чарлз и я тотчас садились за шахматы, и каждый выигрывал столько же партий, сколько другой. Потом Чарлз стал приезжать на скачки. Ирония судьбы проявилась в том, что наше обоюдное уважение выросло настолько, что пережило крах моего брака с Дженни, а интерес Чарлза к скачкам с каждым годом становился все глубже и сильнее.

— Вчера я ездил в Аскот, — продолжал он, стряхивая пепел. — Несмотря на непогоду, публики собралось много, как обычно. Мы с Джоном Пэгеном выпили, ты его знаешь, он жокей. Симпатичный парень. Он был очень доволен, потому что на последних соревнованиях получил на шесть штрафных очков меньше, чем в предыдущий раз. После заезда на три мили поступил протест: в группе лидеров Картер прижал к барьеру фаворита, наверно, думал, что под проливным дождем этого никто не заметит. Он клялся, что сделал все возможное и просто не сумел удержать лошадь, но ему же нельзя верить, ни единому слову. Во всяком случае, стюарды решили не присуждать ему победу. Только это в их власти. Уолли Гиббонс блестяще финишировал в гандикапе, но потом все испортил в заезде новичков.

— У него руки не годятся для молодых лошадей, — согласился я.

— Да уж. Но дорожки там, конечно, хорошие.

— Лучше не бывает.

Я почувствовал приступ слабости. Ноги задрожали под простыней. Так теперь часто бывало.

— Хорошо, что Аскот принадлежит королеве, это спасает его от хищников, которые захватывают земли. — Чарлз улыбнулся.

— Да, полагаю, что так...

— Ты устал, — внезапно сказал Чарлз. — Я засиделся у тебя.

— Нет, нет. Я прекрасно себя чувствую, не беспокойтесь.

— Я хорошо знаю тебя, Сид. — Он встал и положил сигару в пепельницу. — Твое понимание фразы «прекрасно себя чувствую» не соответствует общепринятому. Если ты как следует не окрепнешь, чтобы приехать в Эйнсфорд в конце следующей недели, дай мне знать. Но я буду ждать тебя.

Он ушел, а я принялся размышлять над тем, что все еще чертовски быстро устаю. Может быть, старость. Я усмехнулся. Старость в тридцать один год. Старый, усталый, разбитый Сид Холли. Бедный старичок. Я показал потолку язык.

Пришла сестра, чтобы сделать вечерние процедуры.

— Вам принесли подарок, — весело произнесла она, будто разговаривала с умственно отсталым ребенком. — Не хотите открыть и посмотреть, что в пакете?

Я забыл о свертке, который оставил Чарлз.

— Разрешите, я развяжу пакет? Я хочу сказать, что вам, наверно, трудно это сделать одной рукой.

Сестра была очень доброй.

— Спасибо, развяжите, пожалуйста.

Она достала из кармана маленькие ножницы и разрезала тесьму. Потом развернула бумагу и с сомнением посмотрела на толстую книгу в темной обложке.

— Видимо, для вас эта книга что-то значит. Я хочу сказать, что обычно пациентам не приносят такие книги. — Она вложила мне в правую руку толстый том, и я прочел название, вытесненное золотыми буквами по темной коже: «Очерк коммерческого законодательства».

— Тесть специально принес эту книгу. Он хочет, чтобы я прочел ее.

— А, ну конечно, понимаю, так трудно придумать подарок для человека, которому нельзя есть фрукты и многое другое. — Она быстро принялась за дело, высокопрофессиональная, умелая сестра. Наконец она ушла и оставила меня одного.

«Очерк коммерческого законодательства». Я полистал страницы. Определенно, книга рассказывала о законах, по которым работают компании. Солидная юридическая книга. Вовсе не легкое чтиво для инвалида. Я положил ее на столик возле кровати.

Чарлз Роланд был хитроумным человеком, и это доставляло ему много удовольствия. Он возражал не против моего происхождения. Он полагал, что Дженни нарушила его критерии интеллектуальности, выйдя замуж за жокея. Прежде он никогда не встречал жокеев, сама мысль о скачках казалась ему сомнительной, и он заранее считал любого, кто связан со скачками, либо жуликом, либо кретином. Он хотел, чтобы обе его дочери вышли замуж за умных мужчин. Красота, происхождение, богатство не имели для него значения. Он хотел иметь умных зятьев, которые составляли бы ему компанию. Джил наградила его, выбрав Тони. Дженни разочаровала, выбрав меня. И он огорчался, что его дочь вышла замуж за дурака, пока не выяснил, что хотя бы в шахматы играть со мной можно.